Книга На бегу - Любовь Деточкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Самые ценные друзья те, кто находится на одном уровне безумия с тобой.
– Боги, живущие в чужом мире, лишены возможности создавать.
– Почему?
– Допустим, есть творец, который точно уверен, что куркокатусов нет, не было и быть не может, и вообще, что это такое? А другой творец, напросившийся к нему в гости, думает: «Что-то я заскучал, не создать ли что-нибудь. А создам-ка я куркокатусов…», и вот оба творца болтаются в изначальном Хаосе, а мира, как не бывало.
– Из-за каких-то куркокатусов?
– Из-за разницы границ невозможного.
– Ну, я не творец, я лишь ангел-практикант. Можно мне сотворить чашку кофе?
– Если ты полностью уверен, что чувак в хитоне на крыше небоскреба с чашкой кофе – вписывающаяся в реальность картина.
– Если это не так, то этому миру не повредит создание заново. А кто-такие куркокатусы?
– Ты уверен, что хочешь знать?
– Нет, – ответил ангел, прихлебывая кофе.
***
Время – это состояние сознания и материи позволяющее воспринимать и пребывать только в линейно-последовательных структурах.
– Время двигать и время останавливать, – говорил старик, настраивая мелкие шестеренки, переходящие в огромные маховики.
– Как понять когда, что делать? – спросил, прячущийся за спиной старика, юноша.
– Ты скоро научишься понимать, – ответил старик, прикладывая руку к сердцу.
Юноша повторил жест старика. Его лицо напряглось. Старик улыбнулся.
– Еще рано.
Они прошли по мосту, через механизм, похожий на гигантские часы и вышли на маленький балкон.
– Слушай, – старик подставил лицо ветру и закрыл глаза.
Юноша подался вперед и перегнулся через перила.
– Скворцы прилетели, Ариша сделала первые шаги, Федор закончил картину, старая Марфа совсем слаба…
– Время останавливать, – сказал старик.
– Но ее сын так и не приехал, – возразил юноша.
– Время никого не ждет.
Ты можешь играть в игры, одевать маски, казаться тем, кем хочешь. Но как только ты мне приснишься, я увижу – кто ты есть. И ты уже не сможешь обмануть меня. Я знаю, ты не хочешь обманывать. Просто казаться чуть лучше, привлекательнее, интереснее. Но это заблуждение. Самое прекрасное – это истина. Лишь она в нас – подлинная красота и сила. Только будучи собой, мы – боги. А прячась за масками, лишь беспомощные люди. Наберись смелости присниться мне. Я хочу дружить с богом.
Жили два друга. Дмитрий – приличный, ответственный, образованный, сдержанный, молчаливый. И его друг Коля – раздражительный пофигист, со странными идеями, которые он высказывал всем при любом удобном случае. Его считали малость того – психом. И побаивались, особенно пьяного, потому что он не раз дебоширил.
Однажды Коля приходит к Дмитрию и долго стучит в дверь. Дмитрий приоткрывает и говорит в щель:
– Коля, ты не вовремя.
Дмитрий хочет закрыть дверь, но Коля вваливается в квартиру и кричит:
– Гуляем, братан! Я новую работу нашел.
И ставит упаковку пива на стол.
– Я руки помою, а то в какую-то дрянь в лифте влез, – говорит Коля и идет в ванну.
Дмитрий вздыхает и берет в руку металлическую статуэтку с серванта.
Коля застывает в дверях и смотрит на окровавленное тело в ванне и отрубленную руку в мойке. Дмитрий сильно ударяет Колю статуэткой по голове и тот падает.
Полиция ходит по квартире. На носилках выносят трупы. Из кухни доносится голос Дмитрия.
– Я его так любил, как брата. Это ж ужас!
– Давайте по существу, – строго говорит следователь.
– Мне надо было отлучиться на весь день. А Коля, он сказал, что побудет у меня. Ну, мне не жалко. Я ему запасные ключи оставил, вдруг пойти куда надо. А сам по делам уехал. Вернулся не к вечеру, как говорил, а раньше. Открыл дверь, пошел в ванну руки с дороги мыть. А там, а там! О боже!
Дмитрий плачет.
– Соберитесь.
– Да, да. В общем, я не знаю, что со мной случилось, я схватил статую и ударил его. Я ударил своего друга. Я чудовище! Заберите же меня в тюрьму!
– Вы все сделали правильно. Он был психопатом.
– Да и не понимал слов – не вовремя.
Ветер раскачивал дверь, которая издавала протяжный, пробирающий до костей, скрип. Пустота заполняла все. Он был единственной живой душой на многие мили вокруг. Он сильно пнул дверь, и она со стуком захлопнулась.
«Надо продержаться еще пару лет», – думал он, – «После можно будет поселиться в маленьком городе, где-нибудь в горах. Еще два года. Минимум полтора и можно будет снова видеть людей рядом с собой, говорить с ними, улыбаться, пожимать им руки, без страха их оторвать». В памяти всплыла картина, как он тянет главного бухгалтера за руку через стол, как подбежавшая охрана хватает его и валит на пол.
– Черт, черт! Я спокоен. Я люблю людей. Я больше никогда не причиню никому вреда. Мир прекрасен, полон доброты, справедливости и…
Резкий порыв ветра ударил ему в лицо колючим снегом, он отвернулся и зашел в избушку.
Поставив регулятор котла на максимум, он подвинул маленькую скамейку и, открыв задвижку, уставился на огонь. Через час его медитацию прервал шорох подъехавшей машины. Он вышел во двор.
– Здравствуйте! Уголь и продукты, – сказал водитель и пошел открывать багажник.
– А газеты привезли?
– Нет.
– Но я же просил.
– Газеты нельзя.
– Но мне уже скоро возвращаться, мне надо быть в курсе событий в мире.
– Вам вроде еще два года тут.
– Может и меньше, я уже в норме. А когда приедет проверяющий?
– За полгода до конца срока.
– О! А может, вы меня отвезете к нему? Вдруг мне уже не надо тут торчать.
– Я эти вопросы не решаю. Поможете уголь донести?
– Но я, правда, уже в норме. Даже лучше. Вы же сами видите.
Они взяли мешок с углем за края и понесли в сарай.
– Я зайду в туалет, а то, пока ехал, приперло.
– Конечно.
